Это не приносит ни малейшей пользы.
Последние 20 лет возрастной психолог Элизабет Гершоф ищет ответ на вопрос: есть ли какая-то польза от того, что ребёнка шлёпают?
«По всем письменным свидетельствам, детей били всегда», — говорит Гершоф.
В наше время шлепки — удар по ягодицам раскрытой ладонью — всё ещё распространены. По данным опроса 2015 года, 45% американцев шлёпают своих детей.
При такой долгой истории возможно ли, что родители — действовавшие из лучших побуждений — поступали правильно?
На этот вопрос Гершоф не колеблясь отвечает: НЕТ.
В недавно опубликованном в «Journal of Family Psychology» мета-анализе Гершоф и профессор Университета штата Мичиган Эндрю Гроган-Кейлор изучили 75 исследований с общим массивом данных по 161 000 детей и не обнаружили «ни малейших свидетельств в пользу того, что шлёпанье приводит к улучшению поведения детей».
Более того, аналитики пришли к выводу, что шлёпанье приводит к тревожным последствиям вроде повышенной агрессивности, антиобщественному поведению и психическим расстройствам во взрослой жизни. Исследователи отмечают, что подобный отрицательный эффект всё же достаточно незначителен, и нет научных доказательств, что он был вызван именно шлёпаньем.
Во-первых, исследователи не могут проводить эксперименты со шлёпаньем, выбирая случайных детей для телесного наказания. Кроме того, возможно, непослушных детей просто чаще шлёпают, а агрессивность и антиобщественные наклонности присущи им изначально.
Но Гершоф подозревает, что шлёпанье таки приводит к вредным последствиям. По крайней мере она убедительно доказывает, что оно не приносит заметной пользы.
Мы предлагаем вам выдержки из недавнего интервью и электронной переписки журналиста Брайана Резника с Элизабет Гершоф.
Брайан Резник: Как вы думаете, почему так многие родители шлёпают детей? Они считают, что это для их же блага?
Элизабет Гершоф: На мой взгляд, есть две основных причины, почему мы до сих пор это делаем.
Первая — родители считают, что это действует. А думают они так потому, что получают от ребёнка мгновенную реакцию. Ребёнок сразу же начинает плакать.
Родитель думает: «Ага! Понял, значит, что я на него сержусь». Родителя это радует, то есть родительские усилия вознаграждаются реакцией ребёнка.
Другая причина в том, что для них самих шлёпанье было приемлемо с детства — может быть, их шлёпали родители, или их религия поощряет телесные наказания — и они воспринимают его как нормальную практику.
БР: Почему шлёпанье не работает как способ преподать ребёнку урок?
ЭГ: Это хоть и мягкая, но форма насилия. Насилие меняет взаимоотношения. Оно меняет расстановку сил и показывает ребёнку, что если у тебя есть сила, то тебе разрешается бить других.
Получается, дети заучивают урок, что «можно бить других, чтобы получить желаемое» и«можно быть агрессивным». И неудивительно, что в кругу друзей эти дети начинают проявлять агрессию, чтобы добиться своего.
БР: Любопытно, что в своём анализе вы сравниваете шлёпанье с более тяжёлым физическим насилием по степени их воздействия на поведение во взрослой жизни. Величина эффекта от шлёпанья составила 0,25 (незначительный), а от насилия — 0,38 (средней степени). Как вы это объясняете?
ЭГ: Это говорит о том, что существует некий насильственный континуум. Общество говорит: «физическое насилие — это однозначно плохо». А мы показываем, что существует континуум насилия против детей и шлёпанье тоже располагается на этом континууме.
Если бы шлёпанье действовало, оно было бы противоположностью насилия. Величина эффекта была бы отрицательной, а мы не видим ничего подобного.
БР: Как вообще изучается связь между шлёпаньем и детским поведением? Это представляется довольно трудновыполнимым.
ЭГ: Приходится спрашивать у родителей, как часто они это делают. Затем мы узнаём о поведении ребёнка — либо от родителей, либо от учителей, либо через наблюдение. Статистический анализ помогает выявить связь между первым и вторым.
Другие исследования наблюдали за изменениями в поведении ребёнка со временем. Они пришли к выводу, что шлёпанье делает неагрессивных детей агрессивными, а агрессивных — ещё более агрессивными.
БР: А что вы отвечаете тем, кто говорит, что эти данные — лишь корреляция, а не причинно-следственная связь?
ЭГ: Скажем так: если бы шлёпанье действительно было полезно для детей, то исследования это выявили бы и зафиксировали бы обратный эффект. Только одно исследование из 75 обнаружило эффект, увязывающий шлёпанье с положительным результатом.
Чтобы можно было сказать: «да, шлёпанье полезно для детей», нам нужны хоть какие-то корреляции в эту сторону, но их нет. Все корреляции указывают в отрицательную сторону.
БР: Очень многих детей шлёпали, но они выросли совершенно нормальными. Должен ли каждый родитель испытывать чувство вины за то, что шлёпал ребёнка? Каково ваше резюме?
ЭГ: Будем реалистами: большинство людей были отшлёпаны только в детстве. И, как мне все повторяют, выросли нормальными. И я в том числе. Я вроде выросла нормальной вопреки тому, что меня шлёпали.
Вопрос в другом: было ли шлёпанье уравновешено чем-то ещё?
Я не верю, что мы учимся быть хорошими и заботливыми людьми через наказания. Мы учимся у родителей, которые говорят с нами о ценности и морали, о том, что надо делиться, уступать, уважать чувства других…
Сегодня мы знаем, что детей в машине надо обязательно пристёгивать. Но те, кто рос в 1970-е, ездили на машинах, где вообще ремней не было. Считаю ли я, что у меня были плохие родители, потому что они меня не пристёгивали? Нет, потому что тогда никто не понимал, насколько ремни важны для безопасности детей. Считаю ли я, что «выросла нормальной», потому что не пристёгивалась? Нет — я считаю, что мне просто повезло. То же самое и со шлёпаньем.
Мы выросли нормальными вопреки наказаниям, а не благодаря им.
БР: Если родителям не следует шлёпать детей, то что им делать, когда дети не слушаются?
ЭГ: Сложность в том, что не существует какого-то волшебного воспитательного метода, который действует на всех детей во всех ситуациях и в любом возрасте. Если ваша цель — научить детей вести себя, то в первую очередь надо их учить. Объясните ребёнку, почему он поступает неправильно и чего вы ждёте от него в будущем, — это самое главное.
